"Quo vadis, Domine? – Quoniam relinqui populum Meum, Romam vado iterum crucifigi. – Domine, tecum veniam" (с).
Древняя цивилизация – она если чем и отличается от всех других культурно-исторических общностей, так это жизненным опытом. В её календаре каждый день – это годовщина чего-то. Большого или маленького. А иногда и огромные. Но обязательно наводящего на мысли. Древней цивилизации всегда проще находить ответы. Они ведь всегда есть в прошлом. Потому, что прошлое – мудрый советчик. Надо только видеть его ответы. И видеть его вопросы.
К одной из таких огромных дат мы сейчас приближаемся. К годовщине дня, который многими сейчас забыт. Но про который можно смело и однозначно сказать – это самый чёрный день в истории Православия. А, возможно, даже и в истории Христианства. 29 мая 1453 года. День, когда пал Константинополь. Когда были проломлены его стены и погиб последний христианский император Византии. И, перед тем, как начать последний и решительный штурм святого города, османский султан Мехмет II сказал своей армии: „Всё, что в этом городе есть – ваше. Все, кто в этом городе есть – ваши. Со всем и со всеми поступайте так, как хотите. Мне нужны только дома и стены“ (с). И в этих словах мусульманского падишаха не было ничего удивительного. Насколько бы ни была богата культура христианской Византии, каким бы великим ни было её наследие – все эти люди были не нужны султану Мехмету. Всё обстояло как раз наоборот – ему было нужно очистить от них этот город и эту землю. Ему были нужны только стены и дома.
И вот ведь в чём дело: та армия, что пришла сейчас на Донбасс, тоже не желает оставлять на этой земле её народ. Ей тоже нужна только территория. Желательно – как можно более плотно зачищенная от населения. Того, которое живёт на ней сейчас. Этой армии тоже нужны только дома и стены. И действует она абсолютно так же, как действовали турецкие башибузуки. Вернее, пытается действовать. Потому, что, не смотря на разницу в уровне развития вооружений, бандеровскому отребью всё же непреодолимо далеко до воинов Мехмета II. Но совершить они пытаются то же самое, что совершили тогда турки-османы. И воюют они именно за это. Не за людей. Просто потому, что эти люди им не нужны. Для них эти люди – ничто. И они в это верят. Ведь в рамках их картины мира эти люди чужие. Не свои. Их мотивы предельно ясны. Как ясно и то, что они будут делать в случае собственной победы. Самый главный вопрос в другом.
А что будем делать мы?
Что будем делать мы после нашей победы? Ведь эта война не продлится вечно, хоть и продлится долго. И мы победим в ней, как побеждали всегда. Да, цена будет высока. Да, сначала мы пройдём через слабость, неверие и отчаяние. Но мы победим. И что мы будем делать после этого? Ведь об этом сейчас никто даже особо не задумывается. А надо бы. Потому, что задачи, которые встанут перед нами после Победы, не менее колоссальны, чем сама Победа. Но для того, чтобы начать осознавать ответы на этот вопрос, надо, для начала, ответить на другой. Они воюют за дома и стены. За что воюем мы?
Мы ведь никогда не поступим с населением тех земель, из которых в наш дом пришли каратели, так же, как поступили бы они с нашими людьми. Это очевидно. Потому, что мы – не они. Но не только поэтому... Впрочем, об этом чуть позже. А пока поговорим о самом вопросе. И разговор этот будет сложный и тяжёлый.
Я разделю его на две части. Которые – суть, две самостоятельные статьи. Первая написана полтора года назад. Вторая – сейчас. И в этом нет ничего удивительного – с самого начала надо было думать о том, что дальше. Потому, что дальше будет только больше.
I. ПРИНЦИП АМАЛЬРИКА
Знаете, о чём я в последнее время задумываюсь всё чаще, думая об этой войне? Над одним единственным вопросом: а дальше что? Нет, речь не идёт о том, как в дальнейшем будут развиваться боевые действия и даже не о том, какие у всего этого будут последствия. Меня интересует другое «дальше». Что дальше у нас будет с теми, кто сейчас находится на территории бывшего государства «украина». У меня не вызывает сомнения, что рано или поздно мы пойдём вперёд, каким бы тупиковым положение ни было сейчас (причём, тупиковым и для нас, и для врага). Но я прекрасно понимаю, что идти вперёд нам придётся по земле, поражённой такой чудовищной духовной проказой, что трудно себе представить даже сейчас её масштаб, ширину охвата и глубину поражения человеческих душ. Я не преувеличу, если скажу, что фактически эта территория сейчас – очаг абсолютного зла. С которым мы (потомки воинов, победивших Гитлера) обязаны покончить в любом случае. Но абсолютное зло – понятие, во многом, абстрактное. А что нам делать с этими людьми? Реальными людьми, которые там живут и по чьим душам это зло прошлось, как паровой каток, ломая их и превращая в нечто иное. Именно это «дальше» меня интересует. И именно этот вопрос удручает больше всего.
Недавно один мой боевой товарищ (человек, к которому я прекрасно отношусь и с которым на передовой выкурил не одну сигарету на двоих) ответил на этот вопрос по-своему. Он процитировал известную фразу из американских боевиков: „Валить их всех. Пусть их Бог сортирует“. Знаете, мне эта фраза очень сильно резанула слух. Но в следующую минуту я глубоко задумался. Потому, что мой друг, сам того не понимая, осветил тему именно с той стороны, с какой она становится понятной и прозрачной. Он, опять же, не подозревая того, привёл исторический пример, похожий на нашу нынешнюю ситуацию, как зеркальное отражение. А зеркало – оно на то и зеркало, чтобы отражать то же самое, что находится перед ним. Даже если это зеркало истории.
Дело здесь вот в чём. Мало кто знает, но фразе этой без малого восемь веков. И произнесена она была не в Голливуде, а во время Альбигойского крестового похода: самого замалчиваемого и мало освещаемого периода истории средневековой Европы. Почему эта страшнейшая и кровопролитнейшая война замалчивается? У меня есть предположения, но я оставлю их при себе. Сейчас это не важно. Чтоб вы понимали, о чём речь, дам вам краткую историческую справку. В самом начале XIII века Южная Европа была охвачена т.н. «ересью катаров» (так же называемых словом «альбигойцы»). По факту это означает, что огромные территории оказались под властью гностической секты, уничтожавшей всё на своём пути. Причём, охват был тотальным: поражены были все слои тогдашнего общества, от высшей лиги рыцарской элиты, до самых социальных низов. И масштаб угрозы был такой, что Святой Престол в Риме пошёл на небывалое: объявил внутриевропейский Крестовый Поход. Эта война длилась двадцать лет и оставила после себя выжженную землю, разрушенные города и целые области, оставшиеся без людей. Вообще. В принципе. Прованс после этого был заселён практически заново. Степень ожесточения была абсолютной. Тех, кто остался – дорезала инквизиция. Причём, делала она это тоже с абсолютной, непоколебимой решимостью. Не идя ни на какие компромиссы и не вступая ни в какие переговоры. Так вот, в самом начале этой войны один из командиров крестоносцев Симон де Монфор задал вопрос, как ему отличать катаров от добрых католиков. Ведь в Палестине всё было понятно: вот мы, а вот сарацины. А что делать здесь? Ведь враг говорил на том же языке, что и они, пел те же песни, что они, одевался, как они, думал, как они… Но был врагом. И врагом страшным. Когда этот вопрос прозвучал, папский легат Арнольд Амальрик ответил: „УБИВАЙТЕ ИХ ВСЕХ – ГОСПОДЬ УЗНАЕТ СВОИХ“ („Novit enim Dominus qui sunt eius“). Эту фразу потом писали на щитах. И этим принципом руководствовались непоколебимо.
Не самая приятная история. Но в ней всё не так просто, как может показаться. Можно конечно осуждать такую лютую, неистовую жестокость. Причём, делать это, не вдаваясь в детали (как, собственно, и делается всегда и во всём, что касается Крестовых Походов). Но, во-первых, вот так категорично обсуждать те решения с позиций современного мира, мягко говоря, спорно. А, во-вторых… Для того, чтобы делать выводы, надо, хотя бы, понимать, кем были катары. Ведь такие радикальные меры не принимались на ровном месте даже в самом дремучем средневековье. Они были просто экономически не выгодны: земля, оставленная без населения, не приносит дохода. А элита всегда была жадной. Так почему? А потому, что подавляющее большинство тех, кто сейчас это читает, даже близко представить себе не может, какая это была чудовищная мерзость. Какая чёрная гностическая чума заволакивала Европу из Южной Франции. Можно ли сравнить катаров с ИГИЛ? Вне всякого сомнения.
А можно ли сравнить их с бандеровцами?
Да, безусловно.
Тем более, что люди, глубоко владеющие вопросом, прекрасно понимают, что оба этих явления имеют один корень. Они – братья близнецы, разнесённые в пространстве и времени. Альбигойский юг был язвой, выжигать которую было необходимо в любом случае и до основания. А иначе она просто пожрала бы всю европейскую цивилизацию. Погрузила бы её во тьму, глубины которой современный человек просто не может осознать. И самым простым и доступным способом сделать это было просто зачистить всё под ноль. Не считаясь ни с чем. Именно это папа Иннокентий III и приказал сделать голосом своего легата. Жестоко это было или нет – вопрос так не стоит. Он стоит иначе: а была ли альтернатива? Хотя бы теоретически.
Да, была.
Единственной альтернативой был долгий путь борьбы за души тех, кто остался на той территории после военного поражения альбигойцев и оккупации юга крестоносцами. Действительно долгий и очень тяжёлый путь. Путь исправления душ, искалеченных гностической чумой. Но жестокая правда состоит в том, что у тогдашней Европы не было ни технических, ни (что самое главное) моральных ресурсов для этого. Это действительно было очень жестокое и, по своему, невероятно прагмитичное время. О слове «гуманизм» впервые услышали только несколько столетий спустя. А, значит, в реальности выход был только один: «Novit enim Dominus qui sunt eius».
Вот такую страшную историческую аналогию провёл мой боевой товарищ, сам не зная этого. Ну, а что делать нам сейчас? Ведь тьма, окутавшая бывшую «украину» – это родная сестра той тьмы, что когда-то поглотила Прованс и Лангедок. По удивительной иронии судьбы, даже карта земель, занятых катарами, очень похожа на карту «украины» без Крыма. Тяжёлый вопрос. Но он имеет ответ: бороться. Не только на поле боя. Не только против их армии, которая сейчас стоит у ворот Донецка, переминаясь с ноги на ногу и бряцая оружием. Но и за те самые человеческие души. Их души. Души тех, кого поколечила тьма. Сейчас ведь не XIII век. И у нас гораздо больше возможностей для этого. Несоизмеримо больше. И уже давно не является безальтернативным тот вопрос, на который когда-то ответил Арнольд Амальрик, папский легат и архиепископ Нарбона. Тот, кто с этим не согласен, пускай просто ответит мне на один вопрос: а можем ли мы просто так взять и списать миллионы наших братьев и сестёр? Братьев и сестёр во всех смыслах этого слова. Причём, списать дважды: сначала без боя отдав их души абсолютно гностическому по своему содержанию бандеровскому мраку, а потом ещё и предложив Богу их «рассортировать». И чем, в таком случае, мы будем лучше того зла, против которого воюем? Вспоминается старая притча о воине, который победил дракона, а потом сам же в него и превратился. Искореняя бандеровскую нечисть, мы не должны сами в неё же и превращаться.
И вот в этом смысле ситуация действительно безальтернативная. Потому, что если мы за этих людей бороться не будем и позволим бандеровской чуме пожирать их души в том же темпе не встречая сопротивления, то всё зайдёт ещё дальше. Гораздо дальше. И рано или поздно, с абсолютной неизбежностью, будут произнесены слова: «Novit enim Dominus qui sunt eius». Ведь с той стороны они уже прозвучали.
Я верующий человек. И я не думаю, что Бог нас простит за это.
II. РИМ ЖДЁТ
Более семи десятилетий назад великий немецкий философ и психиатр Карл Густав Юнг, рассуждая о Германии после Гитлера, сказал: „Сегодня немцы подобны пьяному человеку, который пробуждается наутро с похмелья. Они не знают, что они делали, и не хотят знать. Существует лишь одно чувство безграничного несчастья“ (с). Эти слова были сказаны им всего через четыре дня после капитуляции немецкой армии в Реймсе, и опубликованы через два дня после подписания безоговорочной капитуляции Германии в берлинском предместье Карлсхорст. Когда, казалось бы, то, о чём он говорил, ещё не должно было быть заметно. Но великий психиатр и философ уже тогда прекрасно понимал, что происходит с его народом. Даже не смотря на то, что по рождению был не германским, а швейцарским немцем.
Начиная этот тяжёлый разговор, я не случайно упомянул Карла Юнга. Он ведь был не просто психиатром – он был метафизиком от психиатрии. И, в отличии от Фрейда, откровенно делавшего из человека животное и сводившего весь его внутренний мир к физиологическим реакциям, Юнг апеллировал к душе. К тому неведомому, что тоже может болеть и что тоже иногда бывает необходимо лечить. И Юнг понимал слово «психиатрия» буквально: ведь корнем этого названия является греческое слово »ψυχή" (psychḗ) – «душа». И кто, как ни он, более всего был сведущ в том, с чем пришлось иметь дело в 1945 году в Германии. И с чем придётся иметь дело там, где сейчас находится псевдогосударство «Украина». Ведь то, что происходило тогда и происходит сейчас – имеет равное отношение к психиатрии и метафизики. Потому, что сводить ту духовную моровую язву, что поразила там миллионы людей, к «болезням разума» – это страшная ошибка. Как раз разумом большинство из них отнюдь не скорбно. Там всё гораздо хуже – поражена душа. Вирус, выпущенный на волю на просторах Малороссии, Новороссии и Галиции, поражает именно её. Хотя, конечно же, проявления классической психиатрии здесь так же представлены и очень широко. И я ни в коем случае не стану отрицать то, что проблема эта не только духовная, но и медицинская тоже. Проявления которой имеют все черты типичного психиатрического анамнеза, о чём мы ещё поговорим далее. Но первично здесь, всё же, не это. Первичен здесь тот самый вирус, убивающий душу. Метафизический мор, который когда-то уже поражал другую великую европейскую нацию – немцев. А ещё раньше – жителей средневекового Прованса и Лангедока.
Мор после которого внутри целых народов не остаётся ничего, кроме «чувства безграничного несчастья». Того, которое ощутили немцы, в 1945 году очнувшиеся от двенадцатилетнего чёрного сна.
И то же самое в будущем ждёт ту часть нашего, русского народа, которая сейчас называет себя «украинцами». С одним лишь различием – им будет гораздо хуже, чем немцам в 1945 году. Как минимум, потому, что технологии промывания мозгов такого уровня, как те, что были использованы на них, по немцам не применялись даже близко. То, что сейчас происходит с народом бывшего государства «украина», более всего напоминает мне амфетаминовый марафон. С воодушевлением, самоотдачей, полным отсутствием здравого сознания и, одновременно, невероятным драйвом, выжимающим из тела всё, что в нём есть. И забежать они так могут далеко. Вот только если такого «бегуна» вовремя не остановить и не дать попить водички – у него просто останавливается сердце. Он так и падает там, где бежал – с навеки застывшей дурковатой улыбкой на лице. Кстати говоря, те препараты, которыми «поднимали боевой дух» майданным «героям» – они ведь были именно из амфетаминовой группы.
Всё это так. Но, прежде чем думать, что с этим делать, необходимо, хотя бы, понять, что именно сейчас происходит с ними. Причём, конкретно сейчас, надо обрести понимание технической стороны происходящего. Не природы самой болезни (её мы, в принципе, уже рассмотрели), а того, как именно вирус поражает организм, по каким его системам бьёт и насколько глубоко это поражение на самом деле. То есть, посмотреть на чуму взглядом не биолога, а врача. А ведь это очень разные взгляды. Потому, что без этого понимания никакую эффективную модель противодействия болезни выстроить будет невозможно.
И здесь я предоставлю слово Карлу Юнгу. Не только потому, что часть нашего народа, проживающая на территории, охваченной «украинством», больна ровно той же болезнью, что и немцы семь десятилетий назад. И причина здесь не только в том, о чём я говорил чуть выше, и даже не в том, что он был одним из тех, кто эту болезнь лечил. Всё дело в том, что человек, так или иначе вовлечённый в политический процесс, некоторые вещи просто не может произнести вслух. Но, зато, это может сделать великий психиатр и философ. А, значит, пусть прозвучит его прямая речь.
„Что касается немцев, то перед нами встает психическая проблема, важность которой пока трудно представить, но очертания ее можно различить на примере больных, которых я лечу. Для психолога ясно одно, а именно то, что он не должен следовать широко распространенному сентиментальному разделению на нацистов и противников режима. У меня лечатся два больных, явные антинацисты, и тем не менее их сны показывают, что за всей их благопристойностью до сих пор жива резко выраженная нацистская психология со всем ее насилием и жестокостью. Когда швейцарский журналист спросил фельдмаршала фон Кюхлера (Георг фон Кюхлер, 1881-1967, руководил вторжением в Западную Польшу в сентябре 1939 г. Он был осужден и приговорен к тюремному заключению как военный преступник Нюрнбергским трибуналом) о зверствах немцев в Польше, тот негодующе воскликнул: «Извините, это не вермахт, это партия!» — прекрасный пример того, как деление на порядочных и непорядочных немцев крайне наивно. Все они, сознательно или бессознательно, активно или пассивно, причастны к ужасам; они ничего не знали о том, что происходило, и в то же время знали. Вопрос коллективной вины, который так затрудняет и будет затруднять политиков, для психолога факт, не вызывающий сомнений, и одна из наиболее важных задач лечения заключается в том, чтобы заставить немцев признать свою вину. Уже сейчас многие из них обращаются ко мне с просьбой лечиться у меня. Если просьбы исходят от тех «порядочных немцев», которые не прочь свалить вину на пару людей из гестапо, я считаю случай безнадежным. Мне ничего не остается, как предложить им анкеты с недвусмысленными вопросами типа: «Что вы думаете о Бухенвальде?» Только когда пациент понимает и признает свою вину, можно применить индивидуальное лечение“ (с).
/
Потрясающий отрывок текста, на самом деле. Если в нём заменить «немцев» на «украинцев», а Бухенвальд на женскую зону в Мариуполе (правда о творившемся в которой когда-нибудь ещё будет сказана) или другие «шалости» бандеровцев на оккупированных территориях Новороссии и Донбасса – эта замена будет абсолютно органична и смысл отрывка не изменится вовсе. А основная идея сказанного Юнгом проста, неумолима и беспощадна: на территории, охваченной метафизической чумой, население поражено ею поголовно, на 100% и исключений нет, а за происходящее там оно несёт общую, коллективную ответственность. Не на уголовном – на духовном уровне. Даже те, кто с этой чумой борется, даже те, кто яростно отрицает бандеровщину – поражены ею, если находятся внутри. Отрицая её, они всё равно находятся в её ментальном поле. Видят её сны. Слышат её голос в своей голове. И этот голос периодически звучит из их уст, путь они того и не замечают, проклиная тех, кто им на это указывает.
И дело здесь не только в своеобразном «подзаражении». Здесь очень чётко присутствует так же и одно из расстройств из арсенала классической психиатрии. Одно из тех, о которых я говорил. И обозначается оно термином «созависимость». Это патологическое состояние, характеризующееся глубокой поглощённостью и сильной эмоциональной, социальной или даже физической зависимостью от других людей – родных, близких, знакомых, просто окружающих, поражённых той или иной формой социальных девиаций или психических расстройств. Созависимость является частью стандартной клинической картины таких заболеваний, как алкоголизм и наркомания. И общеизвестным, многократно подтверждённым и подробно описанным является тот факт, что, при лечении этих болезний, близкие самих больных так же нуждаются в терапии. Не меньшей. Если ни большей.
Вот почему «самолечение» такой болезни невозможно – она лечится только извне. Вот почему ни о каком внутреннем самовыздоровлении не может быть и речи – над украинским фашизмом может быть одержана только безоговорочная силовая победа. Как 70 лет назад она была одержана над фашизмом немецким. И вот почему население этой территории будет нуждаться в новой денацификации. Или, если угодно, «дебандеризации».
Что же до коллективной вины и стопроцентного охвата поражения, то приведу вам один пример, который лично я наблюдал буквально вчера или позавчера. На днях мной был написан довольно небольшой, но очень жёсткий текст о «волынской резне», развязанной бандеровцами во время гитлеровской оккупации против "неукраинского» населения Волыни (в основном, поляков) – чудовищной кровавой бойни, которую 70 лет стыдливо замалчивала советская, а позже и российская историческая наука. И замалчивала бы дальше, если бы сами поляки не отказались это терпеть и брататься с потомками убийц своего народа. Ненависть поляков к бандеровскому охвостью настолько сильна, что, в итоге, пересилила даже многовековую ненависть к русским. Так вот, после того, как этот текст был опубликован, он вызвал весьма эмоциональную и очень болезненную реакцию тех, кто считает себя «украинцами». Уточняю: комментировали и реагировали в основном те, кто утверждает, что ненавидит бандеровцев. Но их бурная реакция сводилась не к тому, что «бандеровцы гады», а к тому, что гады – те, кто об этом пишет. И что поляки – они же сами виноваты. Как-то они себя до этого неправильно вели, «не оказывали украинцам должного почтения». И вообще, не всё так однозначно – надо выслушать и другую сторону, а не рисовать геноцид адскими красками… Ещё раз: это произносили люди, которые утверждают, что ненавидят бандеровцев. И где-то даже с ними борются. А при этом сами яростно защищают бандеровскую идеологию, бандеровскую мифологию, бандеровскую картину мира. Защищают, ссылаясь на то, что написано бандеровцами в бандеровских учебниках истории. Пользуясь терминами бандеровской историографии и политологии. И сами не видят в этом никакого внутреннего противоречия – они же «защищают Украину». То, что это шизофрения, они сами вряд ли когда-нибудь признают. Шизофреник никогда не признает себя шизофреником. Алкоголик никогда не признает себя алкоголиком. Наркоман никогда не признает себя наркоманом. И это тоже явление из классической психиатрии, которое в медицинской науке известно, как «анозогнозия» – отрицание болезни больным. Категорическое. Яростное. Агрессивное. Или, в широком смысле – отсутствие критической оценки больным своего состояния. Когда больной признаёт болезнь – это первый шаг к её излечению. Главный шаг. Без которого излечения не будет. И это подтвердит вам любой психиатр. Не только Карл Юнг. А ещё это подтвердит вам любой священник. Потому, что духовная чума и одержимость злом – это и его епархия тоже.
И ведь речь идёт не только о «волынской резне». Речь идёт вообще обо всём, включая самую актуальную современность. И не только о тех, кто, пусть и на словах, «ненавидит бандеровцев». Отнюдь. Речь о подавляющей массе аморфного и аполитичного населения, которому, по сути, всё равно. О том самом молчаливом большинстве, которое является большинством во всех странах мира. А с ним ведь та же самая история. И они совершенно искренне говорят, что «не бачут тих кровожерливих звірів», о которых рассказываем мы. Ну, граждане, «не бачте» дальше. Зато их «бачим» мы на Донбассе. Куда они приехали грабить и убивать из ВАШИХ городов, из ВАШИХ сёл, с ВАШИХ улиц. И это ваши соседи, ваши друзья и члены ваших семей. По большому счёту – это и есть вы. И тем, что вы их в упор «не бачимо», вы как раз и принимаете на себя ту самую общую, коллективную ответственность, о которой только что шла речь. А, значит, у меня для вас плохая новость: если вы хотите «побачити тих звірів» – посмотрите в зеркало.
Впрочем, продолжим разговор по существу...
… В широком смысле, то, через что предстоит пройти после победы населению территории, контролируемой сейчас «украинским проектом», не ново. Это называется «преодоление прошлого». Понятие, пришедшее из постгитлеровской Германии и, в оригинале, обозначаемое двумя труднопроизносимыми немецкими словами: «Geschichtsaufarbeitung» и «Vergangenheitsbewältigung». И у этого процесса, на самом деле, очень много разновидностей. Потому, что проходила через него отнюдь не одна только Германия. Через него проходили все европейские страны, освобождённые от гитлеровской оккупации. Через него проходило большинство стран Латинской Америки после окончательного свержения, по сути, фашистских военных диктатур. Через него проходили страны, пережившие геноцид (например, Руанда). Греция после «чёрных полковников». Испания после, без малого, четырёх десятилетий франкизма. И каждая страна делала это по-своему. Для каждой из них был свой путь. Который очень сильно зависел от того, через что именно страна перед этим прошла. Основных путей «преодоления прошлого» обычно выделяют шесть:
1. Проведение жесточайших политических и физических чисток с широким применением формализованного и неформализованного насилия в отношении причастных к ушедшей формации либо коллаборационистов. Этот путь характерен для стран, переживших оккупацию. Им после Второй мировой войны прошли Франция, Югославия и Албания.
2. Преодоление прошлого с использованием системных правовых и репрессивных методов, включая политические чистки и массовое уголовное судопроизводство: денацификация Германии и Австрии после Второй мировой войны были именно таковы.
3. Компенсации жертвам репрессий, в том числе живущим в других странах: по этому пути так же шли Германия и Австрия после 1945 года.
4. Обеспечение компромисса между судебными преследованиями и политическими санкциями: ЮАР после краха режима апартеида, Камбоджа в процессе прекращения гражданской войны с «красными кхмерами».
5. Амнистирование и помилование лиц, ответственных за преступления прежнего режима: Германия в 1950-е годы, Чили в 1980-90-е годы, СССР по отношению к бандеровцам в 50-60-е годы.
6. Игнорирование и замалчивание: Испания после диктатуры Франко (т. н. «Пакты Монклоа»), Пакистан после гибели генерала Зия Ульхака, Турция после ухода хунты генерала Кенана Эрвена.
Как мы видим, спектр вариантов действительно широк. Но это только на первый взгляд. На деле же, ситуация в разных странах действительно настолько отличалась друг от друга, в каждом конкретном случае вариативность снижалась практически до нуля. И в случае с дебандеризацией бывшей «украины» ситуация ровно та же самая. Ей, по сути, подходит только второй вариант с элементами первого. Всё остальное в её случае не сработает в принципе. По одной простой причине – эта территория является очагом фашизма. Природным. Естественным. Как природные очаги бубонной чумы.
И для искоренения этого очага придётся решить целый ряд вопросов. Пройти целый ряд этапов исцеления. Многие из которых практически полностью будут повторять тот путь, на который в 1945 году ступила Германия.
И прежде всего решить придётся самый первый и самый главный вопрос. Тот, о котором сейчас стеснительно молчат. Вопрос, даже сам факт упоминания которого многие полагают опасным. И они молчат, эти многие. Молчат, ожидая того момента, когда кто-то скажет об этом первым. Что ж… Давайте, это сделаю я.
Вопросом №1 после победы будет являться ВОЗМЕЗДИЕ.
Именно так. Со всех больших букв. Потому, что по уровню принципиальности этот вопрос превосходит все остальные в разы. Виновные в том, что сейчас творится на территории бывшего государства «украина», должны понести прямую и непосредственную ответственность. В той мере, какая соответствует тяжести происходящего. И в той форме, какая будет сочтена справедливой и необходимой. А происходящее чем дальше – тем тяжелее. Территория, захваченная «украинским проектом», буквально погружается в трясину фашистского безумия. Хозяева заведений, разгромленных за русский язык, публично просят прощения у погромщиков. На таксистов, в которых стреляли охранники одного из «фюреров» за отказ ответить на бандеровское приветствие, заводят уголовные дела. А скоро вполне может оказаться вне закона целая Русская Православная Церковь. И за публичное исповедование русского православия так же может наступить уголовная ответственность. Просто вдумайтесь в уровень мракобесия того, что происходит. Как вам зрелище? Вот почему мера возмездия за всё это должна быть предельной. И дело здесь совершенно не в чьей-то кровожадности. Нет. Дело здесь абсолютно в другом – это не должно повториться. Никогда.
Но есть здесь и ещё кое-что. И это «кое-что» состоит в том, что, при лечении поражённой духовной чумой части русского народа, неизбежно выявится доля, поражённая необратимо. Неизлечимая доля. Которую придётся так или иначе изолировать от тех, кого можно вылечить и кого подавляющее большинство. И вот ЭТО и есть, действительно, самый тяжёлый вопрос. Решать который по принципу Арнольда Амальрика мы не имеем права. Просто потому, что мы – не они. А как, в таком случае, его решать?
В Писании сказано: «Отдели зёрна от плевел, а агнцев от козлищ» (Матф. 13, 24-30). И это основное, что нам предстоит сделать на данном этапе. Ведь невиновных в конкретных преступлениях будет 90%. Американцы в 1945 году вышили из положения следующим образом. Они составили анкету из 131 вопроса, по итогам заполнения которой население покорённых Германии и Австрии было поделено на пять категорий:
1) главные обвиняемые (военные преступники);
2) обвиняемые;
3) второстепенные обвиняемые;
4) соучастники;
5) невиновные;
Основным критерием для них было членство в НСДАП, а так же в СС, СА и других нацистских структурах. По каждой из категорий существовал отдельный подход. Что ж, возможно, и здесь будет так. Но, не вдаваясь в такие совсем уж конкретизированные аспекты будущего, я, пока что, упрощу схему. Мне думается, что сделать это можно следующим образом. Неизлечимо поражённую часть населения можно образно поделить на две категории: активные и пассивные бандеровцы.
Активные бандеровцы – это лица, прямо причастные к военным преступлениям, а так же пропаганде фашистской идеологии. Да, друзья мои – и они тоже. Потому, что на самом деле, крови на них не меньше, чем на любом палаче из бандеровского тербата. При работе с этой категорией разумно вспомнить всё тот же опыт Нюрнбергского процесса, постановившего, что, помимо прямых преступных деяний, существует так же и коллективная ответственность членов организаций, признанных преступными. Организаций, факт членства в которых уже сам по себе является составом преступления. К таковым можно отнести:
— идеологические бандеровские вооружённые формирования («тербаты», «добробаты» и так далее);
— политические организации, транслировавшие бандеровскую идеологию, либо активно ей потворствовавшие («Свобода», «Правый сектор», «УНА-УНСО», «Белый молот», «Тризуб» и так далее);
— некоммерческие структуры и организации, имеющие государственный статус, занимавшиеся генерацией смыслов, осуществлявшие идеологическую поддержку бандеровского проекта и бывшие его общественно-идейным бэкграундом (такие, как т.н. «украинский институт национальной памяти» Вятровича, «Просвита» и так далее);
— средства массовой информации, осуществлявшие пропаганду бандеровского проекта.
Для поборников «свободы совести» замечу, что СМИ не имеют никаких преимуществ перед всеми остальными участниками процесса. Они – такие же виновные, как и боевики из карательных батальонов. А ещё напомню, что это международная практика, а не моя личная точка зрения. И, к примеру, когда в Танзании начал заседать международный трибунал по руандийскому геноциду, то на скамье подсудимых оказались не только палачи из ополчения «Интерахамве», рубившие людей мачете. Перед судом предстали так же и те, кто, фактически, призывал к геноциду со страниц газет. А так же те, чьим голосом в разгар бойни из радиоэфира звучало: «Кто заполнит пустые могилы?» (с). И если это было справедливо для центральной Африки – будет справедливо и для восточной Европы. У слов есть цена. Потому, что у слов есть последствия. И это справедливо в любой точке мира.
А если вы, всё же, хотите пример, что называется, «поближе», то я могу припомнить вам редактора газеты «Der Stürmer» Юлиуса Штрайхера, который был осуждён и повешен Нюрнбергским процессом исключительно за печатную деятельность. Он тоже был «всего лишь журналист»?
Впрочем, для т.н. «деятелей культуры», равно как и для части мелких пособников, можно сделать некоторое послабление: использовать практику смягчения ответственности, либо освобождения от неё за публичное раскаяние. Таковая практика широко применялась в ряде стран, переживших геноцид. И она крайне эффективна для создания общественного климата психологического отторжения того безумия, что происходило в прошлом, и тех, кто это безумие воплощал в жизнь.
Кроме того, отдельным пунктом, преступной организацией должна быть признана Служба Безопасности Украины (СБУ). Со всеми вытекающими последствиями. В отношении тех, кто с ней сотрудничал и отправлял людей в её застенки, может быть применён опыт ФРГ после объединения Германии, когда с любым досье любого осведомителя «Штази» мог ознакомиться любой желающий немец. По поводу этих осведомителей так же может быть применена практика «публичного раскаяния», о которой шла речь чуть выше.
Так же замечу, что нельзя обойти вниманием и военных, выполнявших преступные приказы по обстрелам мирных кварталов, а так же убийствам и притеснениям гражданского населения Новороссии и Донбасса.
„Но утро придёт и заладит каждый,
Что он выполнял приказ.
Но это было уже однажды.
А, впрочем, было ни раз.
И был эшафот, где скрипят ступени,
И в белых ремнях конвой.
"Приказ, говоришь?". И дрожат колени.
И пропасть над головой“ (с).
/Игорь Сивак, «Солдату ВСУ»/
Военные преступления – это военные преступления. И делать скидку военным преступникам – это всё равно, что плевать на могилы тех, кого они убили. В Донецке есть «Аллея ангелов». Это мемориал убитым детям. Люди Донбасса приносят туда цветы и игрушки. И знаете что? В подавляющем большинстве случаев этих детей убили не идейные бандеровцы. Их убили такие вот «выполнявшие приказ». Нет, ребята – оправдаться за это у вас не получится. Пролитая кровь – не вода.
Критически необходимо так же создание институтов, которые будут осуществлять возмездие военным преступникам, бежавшим за рубеж. В качестве примера можно взять известный израильский «Центр Симона Визенталя». Говорю сразу – меня абсолютно не интересуют иные оценки его деятельности, кроме эффективности. А он эффективен. Очень эффективен. И о том, что украинских военных преступников достанут в любой точке планеты, до самих этих военных преступников желательно донести уже сейчас. Как минимум потому, что количество их жертв в результате этого знания может сократиться в разы.
Пассивные бандеровцы – это лица, не совершавшие преступных деяний, но твёрдо разделяющие бандеровскую идеологию без возможности изменения данного положения дел. Наказывать их формально не за что, но оставлять в новом обществе так же нельзя. А что, хотите сказать, что можно? Тогда мне хотелось бы знать, каким образом. Да они и сами не особо будут этого хотеть. Таким людям надо предоставить возможность уехать. Беспрепятственно. Быть может даже создать временные институциональные механизмы помощи в этом. У них уже есть своя страна. И называется она – Канада.
Вторым этапом дебандеризации должно являться устранение всего вещественного наследия бандеровского проекта. Памятники, названия улиц, организации, институты, школьные программы. Даже материальные объекты, имеющие для бандеровского проекта культовое или повышенное значение. Например, пресловутый «майдан незалежности» в Киеве. По поводу него имеет смысл вспомнить, что есть такая вещь, как городская перепланировка. Сторониться этого не следует – опыт всё той же денацификации Германии являет тому массу примеров. Там это было сделано в первую очередь. Ещё до нюрнбергского процесса.
Третий этап носит название, у которого в последнее время отросла очень длинная негативно-юмористическая аура. Но из песни, тем не менее, слов не выкинешь. Третьим этапом является люстрация. Да, именно она. Опять же – а вы думали, что нет? Люстрация – это насущная и абсолютная необходимость. Потому, что все так или иначе причастные к бандеровскому проекту, должны быть радикально отстранены от сфер деятельности, каким угодно образом относящихся к госслужбе (особенно от властных и силовых структур), образованию, а так же ко всему сколь угодно «режимному». Причины пояснять, я думаю, не нужно.
А вот дальше наступает самый важный и главный этап. Тот, по сравнению с которым всё вышесказанное даже не второстепенно. Дальше идёт уже настоящая дебандеризация.
Классическое определение денацификации утверждает, что она – это комплекс мероприятий, направленных на очищение общества, культуры, прессы, экономики, образования, юриспруденции и политики от влияния нацистской идеологии. Знаете, оно очень европейское. А, поэтому, ювелирно, бухгалтерски точное и, одновременно с этим, невероятно поверхностное. Коротко и ёмко в нём перечислены все сферы государственной и общественной жизни, из которых, словно гной из раны, надо вычищать бандеровщину. Но, в то же время, забыто главное – человек. Его душа. Его сердце. Его мысли. Но мы славяне и мы русские. Даже те, кто сейчас яростно отрицает это, причисляя себя к искусственно созданной сущности. И для нас главное – не окружающая среда, а внутреннее содержание. А значит главным полем боя здесь будут не общественные институты, а человеческие души. И тем, за что мы боремся, будут люди – наши братья и сёстры, которых нам придётся отвоёвывать у зла.
Начнётся этап борьбы за души тех 90% населения бывшей «украины», за чьи души ещё можно побороться. И здесь первым шагом должно стать то самое признание общей вины, о которой мы уже говорили. В постгитлеровской Германии гражданское население принудительно водили на экскурсии в концлагеря. А пленных солдат вермахта заставляли смотреть о них специальные фильмы.
Но мы живём в век информационных технологий. И в век массового телевидения, о котором в 1945 году даже речи не шло. Не говоря уже об интернете. И здесь нам придётся создавать целые институты и структуры, которые будут генерировать и транслировать 24 часа в сутки на всю дебандеризируемую территорию только одно – правду. Жёсткую, абсолютно неприкрытую и предельно жестокую. Потому, что «преодоление прошлого» – это всегда шок.
И препарировано будет не только то, что происходило внутри «украинского проекта» за минувшие 25 лет. Десакрализован доложен быть весь бандеровский проект – все полтора века его жизни. От начала, до конца.
И именно эта шоковая терапия решит главную цель: мы обязаны не просто победить бандеровщину, а раз и навсегда сломать её метафизический хребет. Только в этом случае мы сможем раз и навсегда закрыть русофобский «украинский проект»[2]. Только в этом случае мы сможем отправить обратно в Ад искусственно созданную «цивилизацию смерти»[3]. Только в этом случае мы не просто похороним украинский бандеровский фашизм, а вобьём ему кол в сердце. Метафизическая чума должна быть не просто исцелена – должен быть ликвидирован её природный источник.
И здесь есть ещё один очень важный момент: после слома экзистенциального хребта бандеровского «украинства» не должна оставаться пустота. Мёртвые смыслы должны мгновенно заменяться на живые. Те самые институты, о создании которых я говорю, должны генерировать эти новые смыслы день и ночь. Делать это чётко, внятно и методично. И эти смыслы должны не просто уходить в эфир: в первую очередь они должны транслироваться в школах и ВУЗах. Потому, что битва, которую мы ведём – это битва за будущее. А будущее – это дети. Русские дети, которые должны вырасти без чумы в душе. Бандеровщина окончательно умрёт, если её лишить воспроизводства через этих детей.
На всей бывшей территории, некогда охваченной новой гностической чумой бандеровского «украинства» (родной сестрой той чумы, которая восемь веков назад едва не пожрала Европу из Южной Франции), должно произойти тотальное и массированное исправление сознания. Того, которое было покалечено высокотехнологичными методами промывания мозгов до и после майдана.
И тогда первые мощные результаты могут быть уже через год. Хотя, безусловно, полностью эта работа может затянуться на несколько десятилетий. Но это нужная работа. Та, важнее которой для нас нет ничего.
Просто потому, что речь идёт о наших братьях и сёстрах.
… В книге Деяний Апостолов есть одна притча. Когда языческий император Нерон начал, продлившиеся потом более двух веков, великие гонения на христиан, в Риме развернулась самая настоящая бойня. И апостол Пётр, бывший к тому времени уже глубоким стариком, испугался. Вместе с ближайшими учениками он решил бежать из Вечного Города. И вот, когда он отошёл уже на приличное расстояние от Рима, так, что столица империи скрылась за горизонтом – он вдруг увидел, что навстречу ему идёт Спаситель. Святой Пётр застыл в изумлении. И произнёс фразу – ту, которая сейчас стоит в названии этой статьи. „Quo vadis, Domine?“ („Камо грядеши, Господи?“). На что Господь ответил ему: „За то, что бросил ты народ мой, иду я в Рим, чтобы меня снова распяли“ („Quoniam relinqui populum Meum, Romam vado iterum crucifigi“). И тогда престарелый апостол сказал: „Позволь мне пойти вместе с Тобою, Господи“. И вернулся в Рим. Навстречу вечности и судьбе, какой бы она ни была. Потому, что таков был его долг. Который он обязан был исполнить.
А имеем ли мы право бросать свой народ? Даже если огромная часть его впала в безумие, при взгляде на которое опускаются руки. Я думаю, ответ очевиден. Потому, что мы воюем не за «дома и стены». Мы воюем за людей. Чего будет стоить земля без них. Даже если это родная земля. Ведь они – это даже не просто «народ наш». Они – наши братья, сёстры, родственники и близкие. Они – это мы. Только сошедшие с ума. Поражённые страшной духовной и метафизической заразой. И, глядя на них, мы видим собственное отражение, искажённое кривым зеркалом этой болезни. Бороться за них – наш долг. Который мы обязаны исполнить.
Рим ждёт.
(с) Павел Раста (позывной «Шекспир»).
Текст на ИА «Новороссия»: (www.novorosinform.org – "Павел Раста: QUO VADIS, DOMINE? После победы — Новороссия")
Ссылки
|