|
26.10.2014 09:01
Я совершенно необъективен — воинственно, сознательно и последовательно. Правда, которая на моей стороне, часто сталкивается с противоречащими ей фактами — тем хуже для фактов. Бывает, что я закрываю глаза на несправедливость и игнорирую реальность.
Но мне простительно, потому что я оголтелый патриот.
Другое дело либералы. Многие из них, правда, тоже считают себя патриотами, но их патриотизм отличается от моего. Они в поте лица трудятся над тем, чтобы Россия стала цивилизованной страной — в том смысле, в каком они это понимают. Например, они считают важным, чтобы у нас соблюдались законы и не было коррупции.
Разумеется, они знают, что в других странах тоже есть коррупция, сплошь и рядом нарушаются законы, а полиция разгоняет демонстрации так, будто проводит карательные операции.
Но мы приходим к разным выводам.
Я с печалью понимаю, что насилие и нечистоплотность чиновников — спутники любого государства. То есть, шансов изжить все это окончательно и бесповоротно, по-видимому, нет ни у кого, кроме Северной Кореи. Хотя стараться, конечно, надо.
Российские же либералы с чего-то решили, что существует способ сделать полицейских ласковыми, а чиновников — честными. Вопреки, заметьте, объективным законам социального развития, в чем любой может убедиться, поизучав опыт других стран с самым разным укладом и достатком.
И только злобный Путин мешает им доказать на практике свою дивную теорию, основанную в лучшем случае на вере в высшую справедливость. В худшем — на волшебном слове убеждения, способном перевоспитать потенциального взяточника, устыдив его брать откаты.
И поэтому я иногда их спрашиваю: вы предлагаете нам вернуться в СССР с регулярными чистками и партсобраниями? Чем вызываю возмущение, потому что СССР они точно не имеют в виду.
Они чаще всего — за верховенство закона и регулярную сменяемость власти. «Смена власти — это ценность в себе», — объясняет радиослушателям заместитель главного редактора «Эха Москвы» Сергей Бунтман. Этот, между прочим, очень неглупый человек в своей передаче доказывал на живых примерах, почему Путин непременно должен уйти,— вспоминая о других странах, где президентами работают не более двух сроков, о незаконном присоединении Крыма, и убеждая всех, что Россия перестала быть демократическим государством.
И он, конечно, очень необъективен, приводя свою систему доказательств. Как, разумеется, и я, ибо у меня есть своя система доказательств прямо противоположного.
Я, например, считаю, что Путин должен остаться, потому что этого хочет большинство. При этом я понимаю, что по Конституции он не имеет права этого делать.
Необъективность Сергея Бунтмана выражена в том, что он считает главным проявлением демократии статью 81, в которой сказано, что одно и то же лицо не может занимать должность президента более двух сроков подряд.
Я же совершенно необъективно считаю главной статью 3, в которой говорится, что носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. Который, напомню, повально поддерживает Путина. И мне кажется, будет весьма недемократично, а то и тоталитарно, навязать ему другого главу государства, несмотря на то, что ему нравится ныне действующий.
Когда Сергей Бунтман рассказывает о присоединении Крыма, то вспоминает только о будапештском меморандуме 1994 года, согласно которому Россия гарантировала незыблемость украинских границ. А у меня в голове сидит долгая история борьбы крымчан за собственный суверенитет, частью которой является референдум 1991 года, итоги которого так похожи на итоги референдума 2014 года, но в обоих случаях не признанные Киевом.
Мне хочется посоветовать радиожурналисту съездить в Симферополь или Севастополь и прочитать местным жителям лекцию о безусловном примате будапештского меморандума над их собственным волеизъявлением. Но я, разумеется, не буду этого делать — чисто по-человечески.
И в этом смысле зря возмущается развернувшейся травлей тот же Андрей Макаревич. Ведь если бы он спел свои песни не только перед беженцами, находящимися на территории Украины, но и теми уже сотнями тысяч обезумевших от бомбежек детей и женщин, которых приютила Россия, ему бы никто не сказал дурного слова. Если бы он ходил на «Марши мира» не только против России, но и против Украины, любой бы отнесся к этому с пониманием: музыкант, художник не обязан разбираться в геополитике — он просто против войны, кем бы она ни велась. А если бы дал концерт в Ялте, а потом во Львове и Донецке, то, возможно, вообще прослыл великим гуманистом, поскольку продемонстрировал бы, что стоит над схваткой — он просто выразитель дум и чувств простого народа.
Но он предпочел в полный голос заявить о свой гражданской позиции — совершенно необъективной, конечно. В ответ его необъективные слушатели, по сути, объявили ему бойкот.
Знаете, в чем разница наших необъективностей? Наша опирается на мнение большинства, живущего в России. Необъективность же наших либерально настроенных граждан опирается на мнение большинства, живущего в чужих странах, — на Украине, в США, Германии, Великобритании и далее по списку.
А значит, мы правы, а они — нет. И это единственное, что объективно.
|
