|
|
Николай Сологубовский
Читать надо много, но немногих!
Н.С.
10 января (1883) родился великий русский писатель Алексей Николаевич Толстой.
Помимо того, что он природным образом («брюхом», как Бунин о нём писал) был одарён, помимо того, что он был невероятной работоспособности (рассказывали, как в 1920 году пароход с белым офицерством и дворянством отплывает от берегов Советской России – кто-то рыдает, , а Толстой нашёл уголок, притулился, достал печатную машину и стал дописывать рассказ) – Толстой, как литератор имел невероятный жанровый масштаб.
Он:
1) один из лучших, если не лучший, исторический русский писатель. «Пётр Первый» – оглушительно мощный роман; в 30-е «Пётр» Толстого и «Тихий Дон» Шолохова были самые популярные, самые читаемые книги и в СССРэ, и… в эмиграции. Про это сейчас не очень любят вспоминать, но Советская Литература в эмиграции уделывала собственно эмигрантскую – дворяне, казаки, купцы читали новинки из Советского Союза с большей страстью, чем «своих».
«Иван Грозный» – мощная драма, и фильм Эйзенштейна по ней – мощный.
2) Толстой, по сути, родоначальник русской и советской фантастики – да, фантастику писали и до него, но «Гиперболоид инженера Гарина» и «Аэлита» – это до сих пор канон, как тексты пришедших за ним Ефремова и Стругацких.
3) Толстой – автор эпоса «Хождение по мукам», и его Телегин и Рощин – такие же носители русского менталитета, как Болконский и Гришка Мелехов.
4) Толстой – русский сказочник; он (в числе иных сказок) так пересказал «Пиноккио», что Буратино стал русским сказочным брендом, как Конёк-горбунок, Мойдодыр и Незнайка.
5) Толстой - русский поэт-символист, и автор нескольких классических стихов, например, «Как лежу я, молодец…»
6) Толстой – мужественный русский военкор, он замечательно показал себя в этом качестве уже в Первую мировую войну. Помимо прочего, он ещё и отличный баталист, как прозаик – и ряд военных его рассказов и повестей о Гражданской войне стоит на той же высочайшей планке, что и «Конармия» Бабеля.
7) Толстой – невероятного уровня русский новеллист, и внутри этого жанра он тоже умел очень много – от сугубо реалистических шедевров вроде «Гадюки», до фантасмагорий вроде «Графа Калиостро», по которой Захаров снял фильм «Формула любви»
8)Толстой– автор добротных «помещичьих» романов «Хромой барин» и «Чудаки» ( прекрасные романы)
9) Толстой - русский драматург и автор многих отличных пьес.
10) Он даже написал порнографический рассказ, «Баня» называется. Весёлый.
И это ещё не весь список, уверяю вас.
С днём рождения, граф!
Захар Прилепин
И насчет библиотек и книжных магазинов
По долгу службы вынужден частенько бывать в домах и дворцах российской элиты. Рублево-успенское шоссе, Ильинское шоссе, Новая Рига, Жуковка, Барвиха, Воронки – не вызывают во мне священный трепет, для меня это всего лишь объекты моей работы. Посещение подобных мест оставляет двойственное ощущение – с одной стороны практически везде очень стильно и эстетически правильно (это не ростовские менты с золотыми унитазами), с другой стороны – есть некоторая недосказанность…
Например, очень хорошие винотеки и их обслуживание на должном уровне, прекрасные курительные комнаты (запах сигар марки «Монте-Кристо» – это отдельное удовольствие в жизни «состоятельного крота»). Все говорит об утонченном вкусе владельца или его дизайнера. Но есть момент, который отличает нашего нувориша от английского лорда. Это не камины и оленьи чучела на стенах, не квадратура замков – здесь другое. Да, происхождение у тех и других, примерно одинаковое – прадедушка англичанина был пират и работорговец, а папаша нашего – сутенер и выходец из братвы 90-х. А отличия все же есть. Это конечно же библиотеки.
Библиотеки наших элитариев не похожи на Хогвардское книгохранилище. Дрянь, а не библиотеки. Пару худосочных собраний сочинений, в лучшем случае – Дюма, Пикуль, Юлиан Семенов. Несколько книжек Чейза и полка марининых, акуниных, донцовых, роев и прочих «хэроев». Чаще всего это всё. Причем, как это ни странно, у силовиков с этим получше, у спецслужбистов даже на четвёрку – встречал как-то аж Гюстава Лебона 1898 года издания.
А вот экономический блок – это тихий ужас. Вездесущая Атланта, которая все никак не может расправить то ли плечи, то ли юбку, то ли что-то ещё, книжка настолько неприличная на Западе, настолько же и популярная у нас на Западе от Москвы. Она встречается так часто, что поневоле рождаются только две версии - либо их выдают при вступлении в клуб некие рептилоиды, либо это сеанс массовой психотерапии.
Я прямо так и вижу – люди сидят в кружке и держатся за руки и тихими голосами, хором уговаривают себя, и окружающих: «я не такой как все, я лучше, я заслужил это всё, это ВСЁ не случайность, оно моё… Здравствуйте, меня зовут Андрей, и я… сверхчеловек».
«Здравствуй, Андрей!» -отвечают остальные, обнимают его и продолжают сеанс.
Есть такая, замечательная поговорка на Западе: «У бедных людей – большой телевизор, у богатых – большая библиотека». Английские лорды, конечно же, тоже не сидят в своих библиотеках, не корпят над древними фолиантами – зачем, ведь для времяпровождения есть веселый остров мистера Эпштейна и другие интересные интересности. Но английский элитарий понимает, как себя подать. Нет места более выгодного для того, чтобы пустить пыль в глаза наивному туземцу, чем библиотека в родовом замке. Неважно, что заглядывает элитарий сюда только при приеме гостей. Старинные корешки книг, толстые фолианты и золотое тиснение по старинной коже придают любой ереси и глупости, что он несет, непередаваемое обаяние «Старой Доброй Англии»…
Никакая плазма, даже самых чудовищных размеров, не поможет нахлабучить на бабосы арабского шейха или азиатского принца так, как библиотека. Старинная Библиотека – олдскульно, стильно, не дает осечек!
А ведь раньше именно Россия была самой читающей страной в мире. А сейчас…
Сейчас даже в главном универмаге страны, ГУМе, нет книжного магазина. А ведь он работает в откровенно советско-ностальгическом стиле и выходит своим фасадом на Красную площадь. А «исторический туалет», в котором можно пописать за 200 рублей - есть. Но книжного магазина нет!
Есть бутики Гуччи-хренучи и прочая дрянь – а хорошего букинистического магазина нет. Была некоторое время книжная точка сети «Республика» – закрылась «за ненадобностью». Гламурные кисы не читают? А ведь настоящий лоск - это не Боско и не Долче Габанна – это старинные тома и запах дорогой аристократичности.
Как донести эту мысль нашим нуворишам?
Так может выйдет Указ: всем торговым центрам от 25 000 м2 - открывать книжный магазин, букинистический или читательский клуб. Пусть будет бесплатная аренда, пусть ТЦ доплачивают этим точкам, не обеднеют от этого.
А то ведь перед иностранными «партнёрами» как-то не удобно…
Евгений Николаев
|
Дата: 15.01.2022 01:16 (Прочтено: 1431) Copyright © ПравдаИнформ Все права защищены.
|
|
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии. Пожалуйста авторизируйтесь или зарегистрируйтесь. (Для регистрации надо иметь E-mail и подтвердить регистрацию) |
|
|
от Николай Сологубовский 15.01.2022 21:19 15 января родился писатель Анатолий Наумович Рыбаков (наст. фамилия Аронов). Что известно о Рыбакове. Что он сидел, написал «Дети Арбата» и ненавидел сталинизм. Почти, как Солженицын, но только фамилия другая. Несколько комментариев по этому поводу. 1. Рыбаков был арестован и отправлен в ссылку в 30-е не - как мы сегодня думаем - «ни за что» - а как реальный троцкист, находившийся в оппозиции Сталину и этого не скрывавший. Это был 1933 год. 2. Троцкизм и ссылка вовсе не помешали Рыбакову по окончании ссылки быть назначенным (в 1938 году, когда «все всего боялись» и целыми днями писали 4 млн доносов) главным инженером Рязанского областного управления автотранспорта, а в 1950 году получить за роман «Водители» Сталинскую премию. Прежде чем подписать приказ о вручении премии (огромная сумма денег) - справку о Рыбакове Сталин получил и прочитал. Его ничего не смутило. 3. Рыбаков начал воевать в Скопине - это такой городок в Рязанской области, где родились великий советский композитор Анатолий Новиков, маршал Бирюзов, я, и учился Сурков. Скопин упомянут в последней части трилогии «Дети Арбата». Рыбаков начал войну рядовым, закончил майором, неоднократно награждённым. Участвовал в штурме Берлина. 4. Первый вариант «Детей Арбата» был написан в конце 60-х, затем дорабатывался, и вышел в СССР в 1987. Это был самый популярный русский роман в мире, он входил в топ-10 мировых бестселлеров, был переведён на 80 языков и продан тиражом свыше 50 млн экземпляров только в СССР; за границей тиражи тоже шли на миллионы. С тех пор ни один роман из России такого успеха на Западе не имел. Иосиф Бродский (кажется, в раздражении) назвал этот роман «макулатурой». В целом мне симпатично, что Бродский с презрением отнёсся к шумной славе «антисталинистского» романа; однако «Дети Арбата» - это не макулатура, а хороший юношеский роман. Люди, живущие там - очарованы революций и любят свою страну. 5. В хорошей на самом деле экранизации «Детей Арбата» Андрея Эшпая (в главных ролях Цыганов и Чулпан Хаматова) героиня Хаматовой смотрит в окно на манифестацию советских людей и презрительно говорит: «Бараны». В романе этого нет. По сути, это маленькое преступление перед Рыбаковым. 6. В последней своей книге «Роман-воспоминание» (1997) Рыбаков пишет, что навсегда верен идеалам социализма, а Ельцина и компанию безжалостно костерит. Перестройку и ее результаты Рыбаков не принял. 7. Рыбаков написал «Кортик» (1947), «Бронзовую птицу» (1956) и «Выстрел» (1974; экранизирован под названием «Последнее лето детства», потому что «Выстрел» есть уже у Пушкина). Эти книги (я все читал с упоением, как и Гайдара, например) и эти фильмы - не просто часть моего детства, а часть моей природы. 8. Исполнитель главной роли в «Кортике» и «Бронзовой птице» - я хотел себе такого друга; но, будучи ребёнком, не догадывался, что он (актер) намного меня старше. Когда началась «перестройка» - этот паренёк (актёр), выросший во взрослого мужа, стал известным криминальным авторитетом, и его застрелили на глазах у его матери на пороге собственной квартиры. Это в моем понимании - символ перехода от той «тиранической» эпохи - к новому времени свобод и открытий. 9. Рыбаков написал ряд добротных советских романов и повестей, очень крепкого уровня, многие из них были экранизированы. Цикл про Кроша вы наверняка видели. Он был советской звездой. Его очень интересовал еврейский вопрос, это объяснимо, и Рыбаков написал на эту тему страшный роман «Тяжёлый песок» - о судьбах еврейства. Заметим, к слову, что герой «Кортика» и «Бронзовой птицы» не мог быть еврейским мальчиком (эту роль выполнял в их троице третий, который на скрипке играл), и тем не менее, чтобы подчеркнуть автобиографические черты главного героя «Кортика» и «Бронзовой птицы» Рыбаков дал ему фамилию Поляков. Миша Поляков. Поляков - это распространённая еврейская фамилия на территории Белоруссии и Украины. Но и русская тоже. Поэтому не придерёшься. 10. Рыбаков не антисоветский, а советский писатель и офицер Красной Армии. Честно говоря, было бы уместно, чтоб в Рязани был и его музей, а не только Солженицына. Стоило бы разместить там, где музей Солженицына - экспозицию ещё и Рыбакова. Про «Кортик» и «Бронзовую птицу» побольше - чтоб всем было понятно: не всё в СССР состояло из ГУЛАГа. Захар Прилепин |
|
|
|
от Николай Сологубовский 15.01.2022 21:12 Это стихотворение, написанное Константином Симоновым в годы Великой Отечественной, вошло в историю. Он обращался в письме в стихах к одной женщине, но оказалось – ко всем, кто ждал своих любимых, близких в суровую годину войны. Слова, вынесенные в заголовок, как заклинание, молитву, повторяли при расставаниях, в письмах и мыслях миллионы. 14 января 1942 года вышел очередной номер «Правды». Вся газета, как выпуски за прошлые и будущие дни, была пронизана военной тематикой. Тексты волновали, тревожили, внушали надежду. Да иначе и быть не могло – второй год полыхала Великая Отечественная, и лишь недавно Красной армии удалось нанести сокрушительный удар по вермахту. Контрнаступление под Москвой, начатое в декабре, с успехом продолжилось. На первой полосе газеты – победные сводки Совинформбюро, сообщение о взятии города Кирова, репортаж с Юго-Западного фронта. На второй – большая фотография, на которой кавалеристы летят в атаку. Слева под снимком – репортаж из Ельца о подвиге учительницы Варвары Ляшковой, которая прятала в школе более тридцати красноармейцев, которые не успели отступить со своими частями и остались в оккупированном городе. Бесстрашная женщина доставала воинам еду, воду и одежду. Немцы искали красноармейцев, знали – они где-то рядом. Фашисты угрожали Варваре Филипповне оружием, били. Но она, даже перед угрозой смерти, не выдала своих. «В ночь на 9 декабря начались уличные бои. Красная армия наступала. Враг в панике бежал, – писала «Правда». – Утром Варвара Филипповна увидела первых красноармейцев, вступивших в город. С радостным сообщением побежала она в школу, забралась на чердак и, волнуясь, крикнула: – Товарищи, Красная армия здесь! Бойцы выбежали на улицу, слезы радости появились на их глазах. Они жали руки, обнимали и целовали Варвару Филипповну». Рядом с рассказом о мужественной учительнице – стихотворение Симонова. Оно кажется странным и неуместным здесь, в нагромождении строк, пахнущим пороховым дымом, кровью. Вся газета – о войне, сражениях, а тут – о чувствах, любви. О том, что надо ждать, хранить веру, несмотря ни на что. Стиснуть зубы, утереть слезы, забыть о невзгодах и ждать, ждать… Кажется, между материалом о смелой учительнице и стихотворением Симонова нет ничего общего. Но это не так. Отвага той женщины помогла сберечь три с лишним десятка жизней бойцов. Значит, в их родные дома не пришли тогда печальные похоронки, и стойкое ожидание близких было вознаграждено. Да и любые вести той поры – устные и печатные – о том, что кто-то из бойцов выжил, избежал гибели «всем смертям назло», тоже связаны незримой нитью со строками Симонова. Они были сильнее, чем яростные приказы, надсадные призывы взять высоту, деревню, город. Солдат, знавший, что его любят и ждут, мог свернуть горы, взять любые крепости. От того и его «ярость благородная» становилась в сто крат сильнее. «Жди меня» было очень личным, интимным. В посвящении – две буквы: В.С. Тогда никто не знал, кто скрывается за ними. Позже это стало известно всем – строки адресовались известной актрисе Валентине Серовой, вдове трагически погибшего Героя Советского Союза комбрига ВВС. 22 июня 1941 года Симонов поклялся ей в стихах: «Будь хоть бедой в моей судьбе, / Но кто б нас ни судил, / Я сам пожизненно к тебе / Себя приговорил». Он говорил о стихотворении уклончиво: «У стихотворения "Жди меня" нет особой судьбы. Просто я уехал на войну, а женщина, которую я любил, была в тылу. И я написал ей письмо в стихах. Потом это письмо было напечатано в газете и стало стихотворением…». В июле 1941 года Симонов вернулся в Москву после первой командировки на Западный фронт. Он видел, как немцы нагло лезут. Красноармейцы дрались отчаянно, наносили врагу тяжелые удары, но повернуть вспять эту серо-зеленую массу были еще не в силах. Мысли Симонова были тяжелые, как залпы орудий, сотрясавшие пропитанную кровью русскую землю. Он остановился на даче своего друга, писателя Льва Кассиля в Переделкине. Утром остался один, было непривычно тихо, стояла жара, над головой – высокие сосны, в зеленой траве – налитая соком земляника. Вихрь войны словно отступил, затаился. Вспомнилось то, что суровое время отодвинуло, завалило фронтовыми вестями. Симонов будто увидел ее: глаза, улыбку, услышал говор… Неизвестно, сколько поэт писал это стихотворение (говорил, что «за один присест»), да это и не имеет значения. Главное – получился шедевр – песнь любви. Громкая, страстная, исторгнутая из истосковавшегося сердца. Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет… Сначала Симонов не собирался публиковать это стихотворение. «Я считал, что эти стихи – мое личное дело... – вспоминал он. – Но потом, несколько месяцев спустя, когда мне пришлось быть на далеком севере и когда метели и непогода иногда заставляли просиживать сутками где-нибудь в землянке… мне пришлось самым разным людям читать стихи. И самые разные люди десятки раз при свете коптилки или ручного фонарика переписывали на клочке бумаги стихотворение "Жди меня", которое, как мне раньше казалось, я написал только для одного человека…». Вот тогда поэт, поняв, что стихотворение близко многим, решил его опубликовать. Оно могло появиться в армейской газете 44-й армии «На штурм». Симонов прочитал «Жди меня» редактору газеты, и ему оно, конечно же, понравилось. Тогда поэт неожиданно предложил: Хочешь, отдам. Возьми, опубликуй…». Но редактор не решился, видимо, опасаясь мнения армейского политотдела. Или каких-то иных упреков, к примеру, в мягкотелости или того хуже – обвинений. Позже редактор вспоминал, что «стал бормотать, что в газету нужно героическое, а не интимно-лирическое. И бил себя по лысеющей голове потом, когда эти стихи опубликовала "Правда"». Возможно, Симонов предлагал свое сочинение армейской газете, предвидя или предчувствуя затруднения с публикацией в центральной печати. И – не ошибся. «Я предлагал его вместе с другим стихотворением – "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины" – главреду Ортенбергу для "Красной звезды", – вспоминал поэт. – "Ты помнишь, Алеша..." Ортенбергу понравилось, а со "Жди меня" поколебался и вернул мне, сказав, что эти стихи, пожалуй, не для военной газеты, мол, нечего растравлять душу солдата – разлука и так горька!» Наверняка Симонов огорчился отказом. Но досада быстро растворилась – он был востребован. Много писал – корреспонденции, репортажи с фронта, военную прозу, стихи. Отложил изрядно потертый листок с текстом стихотворения до лучших времен. Но они очень быстро наступили. …Редакция «Красной звезды располагалась в одном здании с другими газетами – «Правдой» и «Комсомолкой». Однажды, в январе 1942 года, Симонов встретил в коридоре главного редактора главной газеты СССР Петра Поспелова. Тот позвал его к себе – попить чайку. И не только – прослышал, что у поэта есть хорошее стихотворение. Впрочем, другие его и впрямь слышали – поэт его читал по радио. Пили чай, а Поспелов все напирал: «Есть же у вас кое-что, я знаю». Симонов отнекивался, опасаясь отказа. Но потом не выдержал: «Стихи есть, но они не для газеты. И уж, во всяком случае, не для "Правды"». Поспелов удивился: «А почему не для "Правды"? Может быть, как раз для "Правды"». И оказался прав. Когда Симонов прочитал ему «Жди меня», тот стал взволнованно ходить по своему холодному кабинету: «По-моему, хорошие стихи, – сказал он. – Давайте напечатаем…». У редактора «Правды» было только одно возражение. Оно было в строках: «Жди, когда наводят грусть / Желтые дожди…» Симонов сказал, что так хотел выразить свою тоску. Но это объяснение редактора «Правды» не убедило. Он позвал старого большевика, сотрудника газеты Емельяна Ярославского. Тот прослушал стихотворение и кивнул головой: «Очень просто. Ведь дожди бывают разного цвета. Иногда идут и желтые, когда почвы желтые...». По словам Симонова, Ярославский «был живописцем-любителем и, наверное, поэтому нашел для моих желтых дождей еще один довод, более логический и убедивший Поспелова больше, чем мои собственные объяснения». Симонов уехал в очередную фронтовую командировку. И узнал о том, что стихотворение «Жди меня» напечатано, вернувшись с театра военных действий. Сравнив с оригиналом, увидел, что редактор изменил только два слова. Вместо «изменив вчера» стало «позабыв вчера». Стихотворение «Жди меня» перепечатали другие газеты. Страницу со стихами не рвали на самокрутки, как было принято, а вырезали и хранили, заучивали наизусть, цитировали в письмах домой. Бойцы словно отвечали на вопрос Пушкина: «Скажи, какие заклинанья имеют над тобою власть?» Историк Лев Пушкарев писал: «Чтобы тебя не убили на фронте, нужно было письмо или фотокарточку любимой носить у сердца. Тогда эта фотокарточка отводила пулю. О, какая примета была! Такой же силой обладало стихотворение «Жди меня» Симонова, но его нужно было обязательно переписать от руки и носить только у сердца». Наивно? Да! Но, уверен, – многим это помогало! …Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой, – Просто ты умела ждать, Как никто другой. Симонов вспоминал, что читал «Жди меня» сотни раз – во время Великой Отечественной и после нее. И, в конце концов, спустя двадцать лет после Победы, решил с ним больше не выступать. Ведь все, кого ждали, давно пришли с войны. А остальные спят вечным сном в армейских могилах. Значит, читать стихотворение поздно. «Так я решил про себя, – писал поэт. – И больше года не читал, пока не попал на Дальний Восток к торговым морякам, рыбакам и подводникам, уходившим из дому в море на несколько месяцев, а иногда и больше. Там на первой же встрече от меня потребовали, чтобы я прочел "Жди меня"…Уже по-другому, чем когда-то на войне, стихотворение все еще продолжало отвечать душевной потребности людей, имевших на это свои причины…». Строки великого стихотворения Симонова намного пережили автора. Они и ныне не покрылись пылью времен, «не заржавели». Слова бьются, пульсируют сегодня – для людей, разлученных судьбой, обстоятельствами и войнами, которые, по-прежнему, гремят над миром… Валерий Бурт 14.01.2022 |
|
|
|
от Николай Сологубовский 15.01.2022 14:42 Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте, сразитесь с нами! Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы, С раскосыми и жадными очами! Для вас — века, для нас — единый час. Мы, как послушные холопы, Держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы! Века, века ваш старый горн ковал И заглушал грома, лавины, И дикой сказкой был для вас провал И Лиссабона, и Мессины! Вы сотни лет глядели на Восток Копя и плавя наши перлы, И вы, глумясь, считали только срок, Когда наставить пушек жерла! Вот — срок настал. Крылами бьет беда, И каждый день обиды множит, И день придет — не будет и следа От ваших Пестумов, быть может! О, старый мир! Пока ты не погиб, Пока томишься мукой сладкой, Остановись, премудрый, как Эдип, Пред Сфинксом с древнею загадкой! Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя, И обливаясь черной кровью, Она глядит, глядит, глядит в тебя И с ненавистью, и с любовью!.. Да, так любить, как любит наша кровь, Никто из вас давно не любит! Забыли вы, что в мире есть любовь, Которая и жжет, и губит! Мы любим все — и жар холодных числ, И дар божественных видений, Нам внятно всё — и острый галльский смысл, И сумрачный германский гений… Мы помним всё — парижских улиц ад, И венецьянские прохлады, Лимонных рощ далекий аромат, И Кельна дымные громады… Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет, И душный, смертный плоти запах… Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет В тяжелых, нежных наших лапах? Привыкли мы, хватая под уздцы Играющих коней ретивых, Ломать коням тяжелые крестцы, И усмирять рабынь строптивых… Придите к нам! От ужасов войны Придите в мирные обьятья! Пока не поздно — старый меч в ножны, Товарищи! Мы станем — братья! А если нет — нам нечего терять, И нам доступно вероломство! Века, века вас будет проклинать Больное позднее потомство! Мы широко по дебрям и лесам Перед Европою пригожей Расступимся! Мы обернемся к вам Своею азиатской рожей! Идите все, идите на Урал! Мы очищаем место бою Стальных машин, где дышит интеграл, С монгольской дикою ордою! Но сами мы — отныне вам не щит, Отныне в бой не вступим сами, Мы поглядим, как смертный бой кипит, Своими узкими глазами. Не сдвинемся, когда свирепый гунн В карманах трупов будет шарить, Жечь города, и в церковь гнать табун, И мясо белых братьев жарить!.. В последний раз — опомнись, старый мир! На братский пир труда и мира, В последний раз на светлый братский пир Сзывает варварская лира!
Александр Блок Скифы |
|
|
|
|
|
|
| |
|
|